Как пойдешь к станции, скажем, к больнице, есть очень красивый дом. Отсюда выходишь по этой улице и как раз на этот дом выйдешь. Потом уж там улочка, а сюда книзу – там базар-то. Очень красивый дом. Там жили этта муж с женой, но, семья, так сказать. И дети были, штук пять, наверно, было детей-то. Катерина Степановна была завдетсадом, а этот муж-то был портной. И он на войне был. Да он был инвалидом и работал в леспромхозе кассиром, как я помню, все время. Но и все боялись. Например, вот как было. По рассказам все это. Виктор Андреич был бухгалтером и че-то ему поперек сказал. Может, и че-то документы не принял, я не знаю, не в курсе дела. Но он сказал: «Хорошо, запомни!» Это сказал бухгалтеру. И у него [бухгалтера] стала голова болеть. До чего болела! И ходил по этим, лечился, ничего не помогло. А в больнице ведь это не признают. И ничего, никакой признак нету. Ну вот, потом он тут жил. Виктор Андреич потом уехал это в город как бы полечиться, ну он там умер. Такой день-час пришел. И как умирал [колдун] не знаю, мне уже сказали, что сегодня хороняют. А этот колдун-то не только его, все боялись, чтоб он не задел, чтоб он ни это… Ну, я говорю: «Вместе работали, да пойду посмотрю». Это Максим Васильевич был. Но я зашла. А его гроб-то крышка завязана, замотана веревкой. Гроб-то поднимается, это крышка-то. Уже ночь ночевал в этом, веревке. А потом, уже кого ждали, я не знаю, но вообще до одиннадцати часов не хоронят. Стали выносить, я ушла, со стороны смотрела. А люди говорят: стучит, в гробу стучит. Потом понесли вот до больницы на руках. Обычно на руках несут. А этот быстрей положили на машину, да родня-то уехали. А это провожать-то много же пришло, много было людей. Но крышку не снимали. Ночью замотали, крышка снимается и все. А что там было, как там было? Никто ведь чужих-то не было, может, только дети были. И завязали крышку, чтобы не снялася. Вот. А его тоже сильно [боялись]. Он тоже из Лихачёвки. Вот в Лихачёвке-то там много этих умных-то, еретников-то. И увезли туда на Лихачёвку. Хоронили не на этом кладбище, а туда. Ну он оттуда сродом-то. [А говорили, что он с нечистой силой знался?] Да, конечно. Какая-то сила. И так ведь крышка-то не это, не снимается. Может быть, даже и никто и не знает, а, может быть, и шевелился, вставал. Вот ведь в чём дело-то никто не знает. Но как стали нести, дак вроде стучит.