В традиционной культуре жителей Усть-Цилемского района Республики Коми (северо-восток европейской России), проживающих по берегам реки Печоры и трех ее притоков – Нерицы, Пижмы и Цильмы, река, как и вода вообще, занимает, безусловно, важное место. Нам уже представлялся случай на страницах данного издания охарактеризовать верования и ритуальные практики устьцилёмов, связанные с рекой в период ледохода. Настоящая публикация нацелена на введение в научный оборот усть-цилемских устных рассказов о водных источниках как демонизированных локусах, местах, где происходят необычные случаи – встречи человека с представителями так называемой низшей мифологии (страшные и роковые видения, вредоносное воздействие демонических сил на человека или животное), иначе говоря, мифологических рассказов о случаях у реки, озера или непосредственно на воде.
Основой для публикуемого корпуса текстов послужили записи 1980-х (1984, 1988, 1989), 1999 и 2005-2010-х гг. из Фольклорного архива Сыктывкарского государственного университета имени Питирима Сорокина. Кроме того, к публикации привлечены материалы из архива кафедры фольклора Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, полученные в усть-цилемских экспедициях в близкий отрезок времени – в 1978 и 1980 гг.
В сравнении с другими тематическими группами усть-цилемских мифологических нарративов, две из которых уже известны читателям «Palaeoslavica» – об оборотнях и случаях в лесу , этот корпус текстов выглядит значительно скромнее, что, вероятно, определенным образом отражает как степень популярности верований, связанных с духами воды, так и сам статус этих персонажей в данной традиции.
Публикуемые тексты – как поверья (слухи-толки) и регламентации, так и сюжетные повествования (рассказы о конкретных случаях) – условно разделены нами на 8 групп.
Открывают публикуемую подборку текстов две записи пересказа сюжета о появлении разных демонов (в том числе и водяных) в земном пространстве вследствие их свержения с неба Господом Богом (I).
Собственно мифологические персонажи – «хозяева» водных локусов предстают в обозначенном корпусе текстов не вполне определенно, прежде всего, это касается самого водяного. Неустойчивы его номинации: кроме мифонима водяной / водяные (хотя он является наиболее частотным) используются такие обозначения, как шишко́ / шишки́ (это следующее по популярности «имя» духа воды), лешаки / леший, окаянные, шилохвост, дьявол, обобщенно-нейтральное нечистая сила; в единичных текстах отмечено «универсальное» называние персонажей, живущих в воде, демонами, бесом, чертом. Некоторые информанты явно уходили от произнесения «бесовского имени», используя местоимение «он» или безличные конструкции. В большинстве выявленных рассказов усть-цилемский водяной нулевоморфен или не сопровождается никакими описаниями, лишь в одном тексте упоминается такая его характеристика, как «мохнатый» (№ 17). Кроме того, по отдельным записям, воплощениями водной мифической силы (далее – МС) выступают необычные люди с «большими плоскоступыми» ногами (№ 10), «человечки на табуретках» (№ 12), существо с красными руками и красной лысой головой (№ 66), «ненормальная голова» (№ 29).
Несмотря на более популярные представления о невидимости или неопределенной внешности этого духа, его существование почти не вызывает сомнений: в него верит большинство собеседников, с которыми общались собиратели. Тому, что в реке или озере живет нечистая сила, «кто-то» иногда показывается из воды (№ 3–5), а у водных источников людей «пугает» (№ 8–11), посвящены, главным образом, поверья и рассказы группы II. В нее же – как «свидетельства» существования водяного в местных верованиях – мы сочли возможным поместить два текста, включающих приговоры этому персонажу. Это редкие (скорее даже – нехарактерные) для усть-цилемской традиции примеры ритуальных коммуникаций с водным духом: один связан с отголосками его кормления (задабривания) для удачного лова (№ 6), второй – с «выпрашиванием» у него воды для снятия сглаза (№ 7). Примечательно, что обе рассказчицы ссылаются при этом на своих матерей, которые были родом с соседней реки Мезени.
Главными «доказательствами» существования водного демона являются его зловредные действия по отношению к представителям мира людей – человеку и домашней скотине, которые оказываются в его пространстве – на реке, в озере; рассказы об этом очень популярны (группы III и IV). Это и просто утверждения об опасности купания, при котором водяной может поймать, схватить / захватить, утащить, утянуть / затянуть, утопить (№ 12–19), и тексты о защите человека крестом и молитвой (№ 19–26) , и рассказы, непосредственно построенные на широко известном в русской мифологической прозе мотиве «водяной топит человека» . Гибель многих людей в воде связывается усть-цилемскими рассказчиками с жестоким физическим воздействием водяного на человека, которого он захватывает, ломает ему шею и выталкивает на поверхность (№ 26–29). Красноречивое описание нахождения человека во власти водяного находим в быличке о случае с дедом рассказчицы (№ 26), которого спас товарищ, нырнувший за ним. От мгновенной гибели под водой деда Максима уберег крест, благодаря которому «он» (рассказчица последовательно избегает называния демона) «эдак вертитсе, вертитсе, <…> задавить не может и из воды не спускат».
Опасностям переправы через реку на лошади также посвящено большое количество рассказов (группа IV), построенных на мотивах «животное чует нечистую силу и не идет в воду» (№ 31), «водяной останавливает в воде (“прихватывает”) лошадь/коня» (№ 32–37), «водяной топит животное (ломает шею)» (№ 34, 35), защита животного в воде молитвой (№ 37–41), крестом (№ 42, 43), стальным предметом – топором (№ 44-46) или ножом (№ 47). Интересным местным вариантом рассказа об избавлении от воздействия водяного являются былички о «мыльском мужике» (мужчине из д. Мыла), обманувшем хозяина Дедко-озерка : когда лошадь «прихватило» в озере, мужик пообещал водяному шишку́ пуд масла, а выбравшись на берег показал ему фигу или оголенное причинное место (№ 48–52).
Эта же тема – преследования водным демоном человека и домашней скотины, но в определенные дни года – представлена в текстах группы V. По народным представлениям, вероятность опасной встречи с демоническими силами в их пространстве возрастает не только в неурочное суточное время (поздний вечер, ночь, см.: № 5, 13, 17), но – особенно – в праздничные дни. Запреты на работу в праздники, на переправу по реке в Духов день («праздник воды и земли») и в Ильин день, на купание в Ильин день широко распространены среди устьцилёмов . В группу V мы включили несколько небольших нарративов об опасных или несчастных случаях, произошедших на воде в весенне-летние праздники: при переправе коров или лошадей (№ 54, 55, 57, 58), при пренебрежении праздничными запретами на работу, из-за чего погибла в ручье корова (№ 53), или на купание (гибель человека, № 59). Кроме того, здесь представлен рассказ-поверье о запрете купания в Ильин день, который рассказчица непосредственно связывает с действиями нечистой силы («шишки́ в воды могут тут задавить», № 56).
Группу VI составили тексты о «природных» проявлениях демонических сил на реке: о поднятом водяным «фонтане» (№ 60), о вихре, который можно укротить «антидемонической» формулой «Бог на помощь!» (№ 61), об опасной «погоде»-ненастье, устраиваемой шишко́м (№ 62), о бурном вздымании воды дьяволом перед переменой погоды (№ 63) . С предстоящей же переменой погоды связал рассказчик видение лодки на реке («помутило», № 64).
Последнему рассказу-видению близки тексты следующей группы (VII) – это видения на реке перед смертью : бывальщина о «назначении» рокового часа (из воды кто-то произнес: «Роковой не йдёт», № 65) , быличка о том, как дед рассказчика видел появление из озера необычного тела (№ 66), биографический нарратив суеверного характера о «черном коме», выскочившем перед лодкой (№ 67).
Завершают публикуемую подборку текстов рассказы о женской ипостаси водного духа (VIII). В 15-ти публикуемых записях отмечено почти 20 обозначений этого персонажа, наиболее частотным является мифоним русалка, хотя некоторые информанты и сомневаются в его «древности». В числе других имен встречаются водяная, лешачика (следующие по популярности) и единичные шерстиха и водяные ведьмы. В остальных случаях (почти треть) использованы антропонимы женщина, баба, девушка. В отличие от преимущественно нулевоморфного водяного демона усть-цилемская русалка предстает перед человеком, как правило, в антропоморфном виде, типичном для севернорусской водяной – женщиной с длинными (нередко черными) волосами; в двух рассказах она названа молодой (№ 70, 71), в единичных записях – в красивой / нарядной одежде (№ 70, 81). Ее встречают в мокрых лесных местах, у болот, в низинах, у реки, но более характерным местом ее обитания является озеро. Люди застают ее сидящей на камне (№ 74–76, 82), расчесывающей свои волосы (№ 71, 75–77, 80) , при виде человека она исчезает (№ 73–78). И хотя ею пугают детей (№ 69, 82) и считают, что она может «утянуть», как и водяной (№ 70), о случаях ее контактов с человеком, намеренного воздействия на него в доступных нам материалах не выявлено , и даже в быличке о дедушке рассказчицы, сломавшем руку при виде «женщины из воды», причиной травмы стала не сама она, а лошадь, испугавшаяся нечистой силы (№ 81). Большой интерес представляют 2 рассказа о необычных – на фоне остальных текстов – подробностях жизни водяных женщин, которые создают образ русалок-матерей: один сюжет (№ 79) можно определить как «русалка-нянька стирает пеленки »; другой (№ 80) – «дочь русалки сообщает ей о прошедших мимо девушках». Примечательно, что в обоих сюжетах «лешачих» видели девушки, собиравшие смородину у озер.
Публикуемый корпус текстов правомерно рассматривать как один из важнейших и наиболее полных источников для характеристики верований устьцилёмов о демонической природе рек и озер, проявляющейся и в мифологизации самой водной стихии, и в ее персонификации нечистой силы, обитающей в воде (водяной, водяная). За пределами данной подборки остались, пожалуй, лишь сюжеты о страшных случаях во время святочных гаданий типа «нечистая сила тянет гадающих на шкуре в прорубь на реке»; этот цикл рассказов, на наш взгляд, правомернее рассматривать в составе устных повествований о гаданиях.
Несмотря на сравнительно поздний характер представляемых материалов (записи последних четырех десятилетий) они, с одной стороны, вполне типичны для севернорусских традиций, с другой, – не лишены интересных местных деталей и могут быть интересны для сравнительных исследований русской мифологической прозы.

Публикуемые тексты из Усть-Цилемского собрания Фольклорного архива СГУ представляют собой расшифровки аудиозаписей (подготовлены к печати Т.С. Каневой, П.А. Кох). Тексты из архива кафедры фольклора МГУ публикуются по рукописным записям (подготовлены Т.С. Каневой).
В текстах в квадратных скобках приводятся вопросы собирателя и уточнения авторов публикации; угловыми скобками показаны вырезки незначительных и не поддавшихся расшифровке фраз. После каждого текста указаны шифр архивной записи и ее паспортные данные: место фиксации, фамилия, имя, отчество, год и место рождения информанта (если последнее отлично от места записи), кем и когда записан рассказ.