Бобрецов Ананий Фотиевич
О «Книге для памяти записывания морскаго путишествия
с 1893 года с 17 мая по 1899 год»
Анания Фотиевича Бобрецова
Воспоминаний о службе в российской армии в конце XIX – начале XX в., в мирное время и в действующей армии во время Русско-японской и Первой мировой войны известно достаточно много. Но укажем на одно главное отличие дневника (или, точнее, ежедневника) героя нашей статьи от подобных сочинений других авторов: все солдаты и матросы пишут только о себе и о своих приключениях, Бобрецов же пишет исключительно о событиях на яхте, и очень редко – о себе и своих сослуживцах.
Из современников А. Бобрецова, которые также вели записи во время службы, можно привести «Дневник машиниста 2-й статьи крейсера “Варяг” Д. П. Александрова» (1901–1905 гг.). По всей вероятности, к тому времени, когда Д. Александров был призван во флот, А. Бобрецов уже демобилизовался, но упоминания о яхте «Полярная Звезда» в его дневниках есть, и маршруты, по которым ходили оба корабля, частично совпадают. В изображении машиниста Александрова служба российского матроса лишена романтизма, в ней мало праздников, заключается она не в участии в парадах, не в наблюдениях за придворными празднествами и развлечениями императорского двора, а в тяжелой, часто – опасной и всегда грязной работе1. Если судить о морской службе по «Дневнику…» Александрова, то в ней было много общего с жизнью кочегара из популярной в конце XIX в. песни моряка Григория Зубарева «Раскинулось море широко» (вариант названия – «Кочегар»). При императорском дворце служил лейб-казак из охраны последнего русского императора Тимофей Ксенофонтович Ящик, который также оставил воспоминания. Он был личным охранником Николая II, в 1914 г. отправлен на фронт, потом отозван из действующей армии и рекомендован в охрану вдовствующей императрицы Марии Федоровны. В 1919 г. Т. К. Ящик выехал с ней в Данию и до последних дней Марии Федоровны был при ней. Воспоминания о своей службе он продиктовал жене уже перед смертью (1946 г.), и потому они менее точны в деталях, чем дневники матроса Бобрецова. Первое издание «Воспоминаний» вышло на датском языке в 1968 г., на русском языке – в 2004 г.2. Издают дневники солдат и их потомки: в 2013 г., например, были опубликованы дневники участника Первой мировой войны А. С. Арутюнова о его службе в 1914–1915 гг. на Турецком фронте3.
Стиль записок А. Бобрецова отличается краткостью, безыскусностью и (за редкими исключениями) более походит на деловой стиль канцеляриста. Иногда он несколько напоминает и язык повестей Петровской эпохи: в нем, как и в повестях первой трети XVIII в., множество воспринятых на слух иностранных слов и морских терминов. Но на этом сходство с повестями Петровской эпохи и заканчивается: свою задачу автор «Книги» видит не в создании литературного произведения, а в точной фиксации всего, что он знал о жизни русского императорского двора. Можно только догадываться о причинах, по которым А. Бобрецов стал вести записи: скорее всего, он делал их для себя, и, будучи человеком любознательным и обстоятельным, не слишком надеялся на свою память. Отметим также, что «Книгу» А. Бобрецов вел нерегулярно: только с весны, когда экипаж яхты приступал к несению службы на яхте, и по осень, когда яхту ставили на зимовку, а матросов отправляли на «зимние квартиры» в казармы. Не совсем понятен и принцип, по которому располагаются записи: они начинаются не с 1893 г. (как об этом заявлено в заглавии), а с 24 июня 1890 г. В этой – первой записи – А. Бобрецов рассказывает о спуске на воду яхты «Полярная Звезда». Он сообщает и о дате закладки яхты, о времени ее строительства, водоизмещении, длине, ширине. Следом идет сообщение о смерти в 1894 г. императора Александра III и только после этого матрос переходит к последовательному описанию, почти дневнику, своей службы на яхте с 17 мая 1893 г.4.
Поражает количество стран и городов, в которых довелось побывать матросу Бобрецову с берегов северной реки Печоры: он видел Константинополь, Лиссабон, Неаполь, неоднократно бывал в Копенгагене, Стокгольме, наблюдал за дымящимся Везувием, вспоминая при этом рассказы о его извержении в 1872 г., искренне изумлялся, видя плавающих в Атлантике китов, встречал Пасху в Алжире. Он стоял «во фрунте» на палубе яхты, приветствуя не только русских монархов Александра III и Николая II, великих князей и княгинь, но и королей сиамского и шведского и их наследников- «прынцев», «королеву еллинов и прынца Георгия и прынцессы веллийской», королеву Англии Викторию, президента Франции и других высокопоставленных особ из императорских фамилий многих европейских стран. И ни разу он не позволил себе ни одного критического или вообще какого бы то ни было комментария ни по поводу вероисповедания, ни об укладе жизни разных народов. Практически невозможно установить источники, которыми пользовался А. Бобрецов при работе над своими записками: он ничего не сообщает ни о газетах, ни о книгах, из которых могла быть почерпнута информация. Однако отметим, что практически все сведения, приведенные А. Бобрецовым о посещениях императором яхты «Полярная Звезда», находят подтверждение в дневниках главного героя большей части записей – императора Николая II, причем расхождений совсем немного и практически всегда совпадают не только даты, но и часы того или иного события:
«Книга» А. Бобрецова |
«Дневники» императора Николая II |
Затем 3-го сентября в 10 часов утра их императорские высочества государь император Николай Александрович и государиня императрица Александра Феодоровна изволили прибыть в новую императорскую яхту «Штандарт», был высочайший смотр. А когда отбыли со «Штандарта», и изволили заехать на императорскую яхту «Полярная Звезда», тут тоже гвардейские матросы, стоящие повахтенно во фрунте. Государь император шол по фрунту и здоровался с командой, а за ним шла его свита… Затем начался обет, а потом, после обеда, вышли на верхнюю палубу. А в 2 часа дня изволили с яхты отбыть их величество на паровом катери на пристань (22 сентября 1896 г.) В это время, когда две аграмадные эскадры, английская и француская, как два великана, сошлись, начали делать поворот: англичане здают, французы принимают, начался пушечный салют: оглушало морское пространство 100 выстрелов. Английская эскадра пошла обратно, а франсцуская пошла за нами конвоиром. В ето же время была ужасная сильная погода, так что францускии броненосцы прямо скрывались в морских волнах. Ужасная была качка, так, что государиню императрицу закачало и она лежала без чувств. Однем словом, была морская картина очень страшная, невозможно описать, пожалуй, с ума сойдешь без превычки….23-го сентября в 2 часа дня пришли во француский город Шебрур, зашли в гавань, въстретили франсузы. Когда государь император вышол на стенку, то тут его изволил встретить франсуский президент Филикс Фор. |
3-го сентября. Вторник. В 11 час. отправились в Копенгаген и с пристани на «Штандарт», который осмотрели в подробностях… Завтракали на «Полярной Звезде». В 2 ½ поехали вдвоем в Розенборг и Торвальдсена музей, оттуда домой к чаю5.
23-го сентября. Понедельник. … В 11 часов встретили французскую эскадру; англичане повернули лихо назад с салютом, французы заняли их места… Бедную Аликс (Александру Федоровну – М.М.) совсем укачало и дочку тоже. В 2 часа вошли в Шербург во внутренний порт, а «Штандарт» и вся эскадра стали по диспозиции на рейде. Сошли на берег и встречены были президентом Феликс[ом] Фор[ом]6.
|
Почти всегда записи в «Книге» А. Бобрецова пространней и подробней, чем в «Дневниках» императора Николая II. Наивному, не искушенному массовыми зрелищами матросу с берегов Печоры удается передать свой восторг и потрясение от грандиозных празднеств, которыми сопровождались визиты российского императора. Отсутствие же сообщений об этих мероприятиях в дневниках императора Николая II объясняется просто: для него они были привычными, не заслуживающими внимания, тогда как простому матросу именно эти события казались наиболее важными7.
А. Бобрецов постоянно демонстрирует, казалось бы, не имея на то никакого права по причине незначительности своей личности, причастность к семейным делам императорской фамилии. Возможно, это объясняется известным либерализмом и самого Николая II, его придворных, императрицы и их детей в отношениях с матросами. Сохранилось сотни фотографий членов императорской фамилии с матросами и офицерами гвардейских экипажей. Например, на одной из них, снятой на яхте «Полярная Звезда», император дает пробовать пищу экипажа цесаревичу Алексею Николаевичу.
Но чаще всего А. Бобрецов последовательно воздерживается от эмоций даже в тех случаях, когда они были вполне допустимы. Не исключено, что на записи матроса повлияли газетные статьи. Примером могут послужить три фрагмента «Книги»: два посвящены смерти императора Александра III и один – смерти великого князя Георгия Александровича. Как бы следуя традициям средневековых летописцев, матрос создает своеобразные «погодные записи» об этих событиях. Небольшие «панегирики» о смерти императора Александра III (1894 г.) содержат только «хронологические» детали – дату и время смерти, дату и место захоронения и сообщение о том, что матросы присягнули на верность «государю Николаю Александровичу». Отметим, что сообщение о присяге новому императору не вызывает у А. Бобрецова никаких негативных эмоций8, а печальное настроение автора записи передано им вполне убедительно:
А в 1894 году государь император Александр Александрович III помер в городе Левадеи в 1894 года 20 октября в 2 часа 15 минут дня. Потом его почившее тело по машины привезли в С. Петербург. А похороны были государя императора Александра III 8-го ноября в Санкт-Петербурги в Петропавловском соборе, где находятся все российские правители и где хранятся завоеванные знамена и штандарты |
Потом 21-го октября получили невеселую и грустную телеграму, что государь император Александр Александрович III-й помер 20-го октября в 2 часа 15 минут дня. И мы тут вообще во всех нацеях повесили траур и затем на яхты тут приняли присягу служить новому будущему государю Николаю Александровичу. |
Крайне редко в «Книге» появляется информация личного плана о ее главных «героях». Наибольшей сентиментальностью отличается небольшой фрагмент, посвященный скоропостижной смерти в 1899 г. великого князя Георгия Александровича: он напоминает небольшую «повесть». Рядовой матрос с явным сочувствием (возможно, подражая древнерусским житиям или газетным статьям) повествует о последних часах жизни несчастного больного. С этой целью в текст вводятся формулы, порой напоминающие житийные («тихо, без страдания, в Бозе почил», «почивший цысаревич»), а порой и медицинские термины («внезапный разрыв легочнаго сосуда и сильное кровоизлияние горлом») и т.п. Скорее всего, подробности он узнал из газет, дополнил своими впечатлениями и пересказал своими словами, ориентируясь при этом на панегирический стиль житий. Этот сюжет несколько искусственно вставлен в текст «Книги» и разрывает повествование о выходе яхты в очередное плавание. Отдельные неточности этого рассказа (например, свидетельница кончины великого князя у Бобрецова – молочница (она «ехала с молоком»). Приведем его полностью: «28-го сего июня к кончине его императорское высочество наследник цысаревич великаго князя Георгия Александровича. На пути к месту кончины цысаревича на левом берегу реки Абастуманки находится Александро-Невская церковь, где так часто присутствовал цысаревич. Тут он молился накануне своей трогательной кончины, тут он подавал народу пример благочестия, почитания и исповедывания веры православной. В понедельник 28-го июня в 9 часов 35 минут утра его императорское высочество наследник цысаревич и великий князь Георгий Александрович тихо, без страдания, в Бозе почил. С момента, как великий князь остановил ход велосипеда и сошел с него, откашливаясь кровью, его заметила Анна Денисова, которая ехала с молоком, и поспешила к нему на помощь, где при ея глазах и скончался. 29-го июня, на другой день, в 10 часов утром, состоялось вскрытие тела в Бозе почившаго цысаревича и бальзамирование9. Установлено, что смерть цысаревича последовало от внезапнаго разрыва легочнаго сосуда и сильнаго кровоизлияния горлом. Затем почившии тело привезли в Санкт-Петербург. А 14-го июля были похороны в Петропавловском соборе, где его августейший родитель покоится уже пять лет».
Качественной проработкой отличаются наиболее объемные записи «Книги» – сообщения о прибытии и торжественной встрече царской семьи в разных портах России, Европы и Азии. Все они строятся по одной схеме: вначале называется дата, время, порт, далее почти всегда следует подробный перечень военных кораблей, русских и иностранных, стоявших там одновременно с яхтой. Иногда эта информация сопровождается техническими характеристиками наиболее выдающихся судов: длиной, шириной, водоизмещением и т.п. Но отметим, что осторожный матрос никогда ничего не пишет о вооружении, которым были оснащены эти, по преимуществу военные, корабли. Отмечаются и наиболее важные (с точки зрения автора) события, происходившие во время стоянок или во время плавания. Для записей А. Бобрецова характерно особое пристрастие к однотипным формулам как «хронологическим», так и ситуативным. Эта особенность стиля А. Бобрецова сближает его сочинение не только с произведениями древнерусской литературы, но и с судовым вахтенным журналом. Так, матрос всегда записывает и день, и даже часы и минуты, а записи за год почти всегда завершаются фразой: «Конец морского путишествия». Именно так, например, он завершает записи за 1897 и 1898 гг.: «Конец морского путишествия в 1897 года 30-го сентября», «Конец морского путишествия 1898 года. А. Бобрецов» и т.п. Обычно с точностью до получаса он называет время прибытия на яхту «Полярная Звезда» или отъезда с нее именитых гостей, время прибытия яхты в тот или иной порт или выхода в море и т.д. Примером такого – делового – стиля может послужить следующий фрагмент: «1893 года 17 мая. Поступили в компанию на судне императорскую яхту «Полярная Звезда». Затем простояли у Ново-Адмиралтейства до 26 мая. А 26 в 8 часов утра отдали швартовы и перлиня на реке Невы, развернулись и пошли в город Кронштадт и стали на Малой рейд на бочку № 510. 27-го мая нагрузили угля. А 28-го мая пошли на пробу в 6 часов утра. А с пробы пришли в 7 часов вечера сего числа, стали на кронштадтской Малой рейд. Тут простояли до 13-го июля. А 13-го снялись с бочки из города Кронштадта и пошли в Биерки. 14-го июля в Биерки стали на рейд и тут была практика (т.е. морские учения – М.М.). Затем 23 августа сънялись с якоря и пошли в ход в город Кроншадт и стали на Малой рейд».
Использование однотипных лексических формул деловой речи в дневниковых записях матросов можно объяснить их ориентацией на стиль газетных статей или на речь более образованных членов экипажей кораблей, прежде всего морских офицеров. Примеры явно не крестьянских речевых оборотов можно отметить, например, в дневниковых записях современника А. Ф. Бобрецова машиниста с крейсера «Варяг» Д. П. Александрова, датированных 1901 г. Отметим также, что совпадали и маршруты походов этих моряков: оба они были в г. Шербурге (Франция) даже в одном месяце – сентябре, но в разные годы.
«Книги» А. Ф. Бобрецова |
«Дневник…» Д. П. Александрова |
23-го сентября в 2 часа дня пришли во француский город Шебрур, зашли в гавань, въстретили франсузы, во множестве собравшись на лотках около двух императорскихъ яхт, как две сестры шли одна за другой. А на лотках ехавши рядом и съзади один общий рык оглашает воздух: «Ура! Ура» А на берегах было публики стольки, что кругом, куда ни взгляни, все равно, как на воде, на земли не помещались, так на домах крыши все заполнены. Когда пришли к стенки, то тут француский почотный караул стоял, выстроеный для встречи росийскаго императора и хор музыкантов. А пристань была изукрашена так, что описать нельзя. Когда подали на стенку швартовы, потом и сходни на стенку положили, а стоящие франсускии солдаты в почотном карауле и их хор музыкантов играл безостановочно русский народный гимн «Боже, царя храни». Потом 29-го сентября был устроен обед для французов на новой императорской яхты «Штандарт». Только было очень весело, можно сказать, что визит был на славу. Гулять ходили почти каждый день, было все вольно и просто, пили вино, коньяк, ром, модеру. А денег с русских не брали не копейки по случаю визиту. Ну да и попили, ну да и покричали, всего было вдоволь, что только душа твоя желает, везде, куда не взайди, везде с возгласом «Библия Россию!» принимали, как лучше не дано. Менялись с франсузами рубашками, фурашками, приходили пьяны все были, простительно на руках приносили на яхту. Больше не могу писать, да и время надо много, да и нельзя правды описать. |
(сентябрь 1901) 13–16 четверг – воскресенье г. Шербург. Мы пришли хорошо в 9 ч. утра во французский порядочный город, красиво разбросанный по горам и стали на якорь. Я после обеда ходил на катере на пристань. Центр города в лощине, а кругом все горы. 14 пятница. Я до обеда ходил на катере, а после гулять. Был у француженок в гостях: угощали разными винами. Чего только не было: портвейн, коньяк, мадера, херес лиссабонский и др. Потом долго гулял в садах с М. Сергеевым – кочегаром. Ели яблоки, груши, персики, разные плоды рвали прямо с деревьев и себе по букету разных цветов. Ходили по горам, местность красивая; на судно явился благополучно.
(октябрь, г. Алжир) 1 понедельник. Погода очень хорошая. Пускали 3 смену и меня на берег. Привез пьяного матроса Охмана и был отпущен до 7 ч. вечера: гулял с французским матросом в гостях у француженок; принимали и угощали очень хорошо, был и у турчанок; все очень дешево, чего только не пить, все у франц. 1 франк, у турок 2 франк. Пил коньяк, ром, портвейн, мадеру, херес лиссабонское, разные виноградные вина. Благополучно прибыл на крейсер, но опоздал на 3 часа11. |
Особенно часто повторяются в «погодных» записях обоих матросов профессиональные морские термины: «пошли на пробу», «снялись с бочки», «сънялись с якоря» и т.п. Но есть и отличия в стиле этих матросов: если А. Бобрецов писал, в основном, о прибытии на яхту российского императора и (или) его семьи, то Д. Александров намного больше внимания уделял рассказу не о службе, а о себе и о матросах своего экипажа. Так, А. Бобрецов всегда подробно рассказывает только о торжественных мероприятиях по случаю встречи или проводов русского императора: о прохождении перед строем гвардейского экипажа членов императорской фамилии, о приветствии экипажа и ответе на это приветствие, причем практически в каждой записи есть формула «раздался музыки народный гимн «Боже, царя храни», и т.п. Д. Александров, напротив, намного меньше внимания уделяет службе и больше – маленьким радостям тяжелой матросской жизни.
Именно в этих записях с наибольшей очевидностью проявляются верноподданнические настроения А. Бобрецова. Осознавая себя одним из участников событий международного масштаба, он, пытаясь сделать стиль своего сочинения более торжественным, имитирует «высокий» стиль, для чего ритмизует его однотипными стилистическими конструкциями. Таким образом он по-своему пытается передать ощущение праздника и грандиозный размах мероприятия из жизни русского императорского двора. При этом А. Бобрецов называет полные титулы всех участников (причем фактических ошибок совсем немного) и пытается подбирать соответствующие случаю «высокие» слова. Он с пафосом рассказывает об официальных мероприятиях на борту яхты и на берегу по случаю прибытия или отъезда императора Николая II, императрицы Марии Федоровны и их высокопоставленных гостей: о парадах, приемах, обедах, завтраках, салютах и т.д.
Примером такого «народно-официального» стиля может послужить запись о визите в 1893 г. императрицы Александры на родину, в Копенгаген. Эта запись – одна из самых ранних, но и в дальнейшем стиль практически не претерпел изменений. Визиты к родителям императрицы были почти ежегодными, и записи о них велись по единой схеме: назывались дата, час, фиксировались детали торжественной встречи, перечислялись сами участники. Отметим, что в деловой стиль время от времени вводятся сентиментальные фразы: «дарогого родителя», «радостные минуты», перемежаемые описаниями проявления восторженного настроения публики: «1-го сентября в 10 часов утра изволили прибыть в Данию город Копенгаген. В это время, когда мы стали на якорь и паровые катера с их королевском величеством и его свитой в строгом порятки один за другим тронулись с пристани, и раздался музыки народный гимн «Боже, царя храни». И когда король и королева и их свита вступили на палубу императорской яхты «Полярной Звезды», и когда государыня встретила своего дорогаго родителя, радостные минуты были для них, тогда на военых судах в одно мигновение покрылись флагами разных наций. А матросы, на прочих судах стоящии повахтенно во фрунти и по реям, оглашали воздух троекратическо «Ура! Ура! Ура!» Потом в 12 часов дня изволили их величества все с яхты отбыли на пристань. А пристань была вся изукрашена разных наций флагами и разной публики вся покрыта пристань и почетной караул для встречи русскаго государя императора и его августейшего семейства. Когда катера прибыли на пристань с их величеством государь и государыня и наследник и Ксения и Ольга и датской король и королева и его принц, тогда начался со всех судов и крепости салют».
По аналогичному плану и при помощи сходных приемов ведется рассказ о торжественной встрече императрицы Марии Федоровны и царской семьи в Одессе в 1895 г. Здесь текст ритмизуется не только за счет повторения слов «когда», «тогда», но и предлога «а», с которого начинаются почти все предложения в данном фрагменте: «А 9-го мая в 4 часа дня пришли в город Одессу и тут, когда стали к стенке для встречи императорской яхты «Полярная Звезда» и наследника российскаго престола, был почетный караул армейских солдат, затем разных частей генералов. А публики было на пристани стольки, что невозможно и было глазами окинуть, а ни то что число определить. Когда 20 наследник цысаревич вышел на берег, то здоровался с караулом, отвечали: «Здравия желаю, ваше высочество». А пристань еще была изукрашена разными национальными флагами. А музыка играла безпрерывно народный гимн «Боже, царя храни». А публика оглашала воздух «Ура! Ура! Ура!». Затем в ожидание высочайшаго поезда для встречи государини императрицы Марии Феодоровны и был особый почотной караул выстроен цепью по железной дороги по обоим сторонам на растоянии на трех верстах. Потом в 5 часов вечера изволил прибыть высочайший поезд с ея императорским величеством государыней императрицей Марией Федоровной. И когда поезд остановился, то государыня императрица изволила выйти из вагона на платформу, тогда в строгом порятки донскии казаки следили за публикой. Когда государыня императрица шли медленным шагом и здоровалась с войсками и почетным караулом, отвечали: «Здравия желаю, ваше императорское величество!» Затем оглашали в воздух троекратическое «Ура! Ура! Ура!» А музыка играла все это время народный гимн «Боже, царя храни». А когда государыня императрица встретила любимаго сына своего Георгия Александровича, радушныи были минуты для них. И когда вступили на яхту, то вся публика огласили воздух безпрерывное «Ура!». А музыка играла встречный марш».
В некоторых ситуациях в текст вводятся дополнительные детали второстепенного значения. Например, в рассказе о визите императорской семьи в 1896 г. в Копенгаген помимо ставших уже традиционными сведений о прохождении самой церемонии и ее участниках, появляется новая деталь – описание салюта по случаю встречи. И здесь А. Бобрецов не может удержаться от эмоций: воображение потомственного охотника потрясло количество пороха, истраченного на салют: «А затем начался со всех военных судов и крепостей оглушительный страшный пушечный салют так, если кто не слыхал и не видал, то может человек сойти с ума, так что от пушечных выстрелов полувершковыи стекла лопались на боевых военных судах на воде. А что это бывает каждый раз при встречах и приездах царской фамилеи: великии тысячи милионов пудов одного пороху съжигают». Может показаться странным и тот факт, что среди героев «Книги» нет ни одного матроса – сослуживца автора, но практически на каждой странице упоминается кто-либо из высочайших персон Российской империи.
Почти в каждой записи о торжественной встрече императорской яхты есть описание восторженной встречи российского монарха населением русских или заграничных городов. Особенностью таких сообщений является использование устойчивого набора одних и тех же слов и даже фраз. Но и в этих – наиболее «официальных» описаниях – явно пробивается искреннее чувство гордости за российский флот. А. Бобрецов восхищается не только роскошным оформлением кораблей и портов, грандиозными торжествами и салютами, ликованием публики, но и бравым видом своих сослуживцев – моряков гвардейских экипажей, по преимуществу – северян, несущих трудную и опасную службу вдали от родных мест. Примером такого лирического настроя автора в рассказе именно о моряках может послужить описание торжественного шествия экипажа на яхту «Полярная Звезда» в мае 1898 г.: «А публика на звук музыки выступила из домов, полны были улицы и из окон, чуть ли не из каждаго, человеческие фигуры слушали гармоническии музыки и глядели на гвардейцев-молотцов моряков. Другая старушка даже и заметно прослезилась, смотря на фрунт и вспоминая все красивыи, молодыи: «Нешто у каждаго есть отец и мать, и гонят их Бог знает куда, моряк по морям, по волнам, сегодня здесь, завтро там?… Какия рослыя молодцы, какой красавец народ гвардейскаго экипажа – просто на подбор! И ведь это все северяне такие рослые, крепкие и стройные!»
Наибольшей «литературной» разработанностью в «Книге» отличается сюжет о гибели в 1897 г. эскадренного броненосца «Гангут». Этот фрагмент больше похож не на рассказ очевидца, а на небольшую повесть: здесь есть и сюжет, и событие, и герои, а главное – явно присутствует авторский взгляд, субъективная (в сравнении с предшествующими фрагментами) интерпретация исходных фактов. Безусловно, и здесь А. Бобрецов крайне осмотрителен и осторожен и не позволяет себе ни одного критического замечания в адрес участников, моряков разных кораблей. К трагической судьбе этого военного судна А. Бобрецов обращается дважды. В первый раз (1893 г.) он сообщает о его закладке и дает краткую «техническую» характеристику, сообщая о длине, ширине, водоизмещении судна. Во второй же раз (1897 г.) он подробно и с пафосом рассказывает о его последних минутах: «Гангут» во время шторма налетел на подводные камни и затонул. А. Бобрецов уже не пользуется своим «летописным» беспристрастным формульным стилем, не ограничивается обычной для других эпизодов «Книги» фиксацией фактов, а сопровождает их эмоциональными комментариями. В этих эпизодах явно ощущается воздействие не только художественной литературы, но и газет, рассказов очевидцев. Имеется здесь и объяснение главной причины аварии: корабль погиб из-за неосмотрительности командира, который, несмотря на штормовое предупреждение, вывел его в море. Но, тем не менее, и здесь А. Бобрецов остается законопослушным матросом, не подвергающим сомнению правоту своих начальников.
По-видимому, основная информация о катастрофе получена из газет и, конечно же, слухов. Истинным героем в этом рассказе изображается именно капитан «Гангута»: он, как это закреплено морскими традициями, последним покидает тонущее судно, причем только по принуждению офицеров. Словом, все участники данного повествования, как матросы, так и офицеры, предстают героями. Как обычно, и здесь А. Бобрецов не упоминает ни одной фамилии, ограничиваясь указанием на звания действующих лиц: «матрос», «экипаж», «мичман», «офицер», добавляя (в зависимости от ситуации) эпитеты «храбрый мичман», «храбрый офицер», «храбрые моряки». Повествование о гибели «Гангута» в изложении матроса А. Бобрецова выглядит как своеобразный торжественный гимн, воспевающий доблесть отважных русских моряков, рядовых матросов и офицеров, сплотившихся в минуту опасности. Именно в этом сюжете появляются неожиданные для простого и непритязательного, примитивистского стиля художественные «украшения»: «Как осенью вянут цветы, так и «Гангут» сънимал с себя флаг и гюйс и наводил печальной сон все глубже и глубже». Прибегает он и к песенным реминисценциям: матросы, возглавляемые отважным мичманом, плывут за помощью к транспорту «Африка» как песенные герои: они «сидели в веслах и гребли, как покоритель Сибири Ермак на своем чельне, разсекали веслами седыи морскии волны».
Сюжет о гибели броненосца «Гангут» – самый «литературный» в «Книге». А. Бобрецов внимательно и проникновенно пытается передать настроения матросов гибнущего корабля, от безнадежного отчаяния до радости от неожиданного спасения. Убедительно и точно, как очевидец, воссоздает А. Бобрецов все детали катастрофы. В соответствии с его версией, экипаж спасается благодаря прежде всего Божьей помощи. Важное место в последних эпизодах этого сюжета отводится командиру корабля: он героически остается на командном мостике, дожидается, пока не уходит последний матрос, и собирается погибнуть вместе с вверенным ему кораблем: «С погибелью эскадренаго броненосца «Гангута» на «Африку» и рынулись спасателя. Готовы были все в одно мгновение выпрыгнуть на спасающее судно и каждый в это время думал только о себе, каждому жизнь своя дорога. Но когда вся команда перешла на «Африку», то на «Гангуте» остался только один на мостики командир. Но когда уже «Гангут» стал погружаться в морскую бездну, то подошли офицера и изволили сънять командира на руках и поставили на палубу спасающего судна «Африку». Описание последних минут броненосца не менее лирично. В этом эпизоде собственно факты вообще уходят на задний план, весь финальный эпизод несколько напоминает фрагмент из повести писателя-романтика: «И немного от погибающего «Гангут» отошли и стали ожидать тот час, минуту, как скроится огромный морской дворец и в морскую бездну и волны. Потом, как страшное морское чудовище, заколыхалось во все стороны и в страшную бурю и рев начал погружаться и в одно мгновение в страшном погребение – морских волнах – скрылся под водой огромный корабль под названием «Гангут», и взволновалась вода пуще страшной бури, и пошла наверх пена морская и пузыри, и сало12, и все это сълилось в одну блестящую разноцветную картину».
В сюжете о гибели «Гангута» А. Бобрецов, учитывая и свои воспоминания о морских штормах, пытается передать весь спектр душевного состояния матросов гибнущего корабля. Собственно героем этих – финальных эпизодов – становится весь экипаж корабля. В данном случае А. Бобрецов не отступает от своего правила: для его дневника не характерно деление экипажа корабля по кастовым признакам – на матросов и офицеров. В его изображении экипаж (не только яхты «Полярная Звезда», но и броненосца «Гангут») предстает как единый организм, всегда, особенно в экстремальных ситуациях, проникнутый одними и теми же чувствами. Особенно явно мотив единения экипажа проходит в эпизоде прощания со скрывающимся под водой броненосцем. В его интерпретации в результате катастрофы осиротели все: «А на «Африке» команда (броненосца «Гангут» – М.М.) съняли с головы фурашки и осеняли воздух крестным знамением и благодарили Бога за спасение. Дали машины ход и пошли, как с кладбища, т.е. с похорон отца или матери: у каждого было на сердце грусть и тоска, но мало помалу все разнесло, и «Африка» пошла со спасенной командой в город Кронштадт». Неясно, откуда А. Бобрецов получил сведения о гибели корабля: из газет или из рассказов очевидцев. Скорее всего, источников этих было много: гибель русского броненосца стала трагедией всего флота и получила широкое освещение в прессе. Но исходные материалы были творчески переработаны матросом, «переведены» на его собственный язык. Через все повествование проходит несомненное сочувствие экипажу гибнущего корабля, явное восхищение мужеством и героизмом матросов, готовых пожертвовать своими жизнями для спасения своих товарищей.
На самом деле ничего похожего на рассказ Бобрецова во время гибели броненосца не происходило. Все было намного проще. Например, до того, как корабль окончательно ушел под воду (а тонул он долго, почти 6 часов, с 15.45 до 21.40), с него успели снять не только секретные карты, документы, кассу, но и личные вещи экипажа, для чего проложили канатную дорогу от тонущего корабля на крейсер «Африка». Несколько раз спасатели пытались наложить пластыри на пробоину, постепенно эвакуировали экипаж и гостей корабля (всего более 500 человек), причем помогали эвакуации корабли, русские и иностранные (пароход «Улеаборг», крейсеры «Африка», «Лейтенант Ильин», «Воевода» и др.)13. Словом, этот рассказ А. Бобрецова можно рассматривать как своеобразную литературную импровизацию на тему гибели корабля в штормовом море, героических действий экипажа, возглавляемого отважным капитаном, а вовсе не как воспоминания очевидца.
В целом же мотивировки отбора событий для их запечатления в «Книге» могут показаться случайными. Так, не менее важным событием, чем гибель броненосца «Гангут», становится встреча в Средиземном море с бедствующим австрийским судном, на котором закончилось продовольствие (1894 г.). Об этом А. Бобрецов сделал следующую запись: «8-го ноября в 12 часов дня в море встретили австрийское судно, которое в плавании находилось уже 3 месяца и 29 дней и у них не было правизии. Когда мы стали проходить судно, то они подняли сигнал, чтобы мы им дали провизии. Тогда у нас застопорили ход машины, и они приехали к нам на шлюпки, и мы изволили им правизии дать бочонок мяса, 2 мешка сухари и один мешок крупы». Забавной может показаться и запись о неудачной операции контрабандистов (возможно, матросов или офицеров из экипажа «Полярной Звезды»), которые попытались перевезти на яхте большой груз чая. Этот груз был замечен офицерами корабля и частично уничтожен по приказу командира (1895 г.): «Потом той же ночи в 12 часов жиды привезли 22 пуда чаю и по неосторожности от начальства заметили и забрали их на яхту с чаем. Потом утром в 6 часов утра 28-го августа 9 пудов чаю высыпали за борт, а остальной отправили обратно по приказанию командира судна».
Крайне редко героями «Книги» становятся сослуживцы А. Бобрецова. В «Книге» всего четыре совсем небольших, в одно-два предложения, эпизода, героями были рядовые матросы. Безусловно, даже на императорской яхте матросы имели право на развлечения. Но за их дисциплиной во время увольнений с корабля в город следили, по всей вероятности, не так строго, как в море. Например, из посещения Греции в 1894 г. А. Бобрецов запомнил происшествие с двумя матросами из своего экипажа, которые в пьяном виде учинили в Афинах драку и были под конвоем доставлены на свой корабль: «И тут в Пыреи находилась русская эскадра из 9 судов. И затем 21 и 22-го ноября был очень гром и дождь. А 28-го ноября 2-е отделение ходили гулять, 2 матроса были очень пьяный и в Афинах и дрались. И их таможной отправил с солдатами на яхту и у одного матроса не было фланелевки и брюк и фурашки, греки их побили порятком». Трагическому случаю с одним из матросов на крейсере «Рюрик» (1895 г.) – падению с мачты и смерти – уделено всего одно предложение: «А 4-го июля пришла из за границы императорская яхта «Царевна». А 5-го июля на крейсере 1-го ранга «Рюрике» во время паруснаго учения скомандовали по реям и один матрос по неосторожности своей оборвался с марсора и упал на палубу и убился до смерти. А 15-го июля вышли из гавани на малую рейд, стали на бочку». И это сообщение, как и в указанных выше случаях, также помещено среди самой разнообразной информации как одно из множества рядовых, обычных событий.
Из особенно запомнившихся матросу событий следует отметить посещение русскими кораблями Франции осенью 1896 г.: в рассказе об этом визите он наконец-то сбивается с обычного для записок «официального» тона и с удовольствием вспоминает о праздничном обеде, устроенном для матросов на «француском броненосце» 28-го сентября, о том, что «было очень весело», что «гулять ходили почти каждый день», а самое главное – что «было все вольно и просто, пили вино, коньяк, ром, модеру», что «денег с русских не брали не копейки по случаю визиту. Ну да и попили, ну да и покричали, всего было вдоволь, что только душа твоя желает» и т.п.
Сопоставляя эпизоды, героями которых были обычные матросы, можно отметить одну особенность: они всегда помещаются между «деловой» информацией: сведениями о количестве находившихся одновременно с «Полярной Звездой» в портах кораблей, о погоде в месте стоянки и т.п. «Книга» А. Ф. Бобрецова – документ, свидетельствующий об умении матроса-старообрядца адаптироваться к окружающей его во время службы никонианской среде. Ее нельзя рассматривать как обычный дневник частного человека: автор практически не приводит сведений о своей личной жизни, о свой службе и о жизни сослуживцев-матросов. По прочтении создается впечатление, что А. Бобрецов добровольно взял на себя обязанности своеобразного официального историографа, который фиксирует в своем журнале информацию не о себе и своих приключениях, а только о морских путешествиях русской императорской фамилии.
Исходя из содержания «Книги», непросто составить представление о политических или религиозных воззрениях автора. Не исключено, что А. Бобрецов, будучи человеком скрытным и осторожным, успешно создает впечатление о том, автор записок – искренний и убежденный монархист, идеальный подданный российского императора, который верой и правдой исполняет свой воинский долг. Насколько искренним был монархизм матроса А. Бобрецова, можно только догадываться: печорские старообрядцы вовсе не стремились на царскую службу. Но если от службы уклониться не удавалось, они предпочитали не обострять отношений с властями14 и служили честно, ничем не выделяясь из окружающей их солдатской (матросской) массы. В целом же для автора «Книги» характерна особая – «летописная», созерцательная, сориентированная на документ манера вести записи. Он всегда предстает только как наблюдатель, и никогда – как участник. Эти особенности стиля и позиции автора объясняются, по всей вероятности, строгим контролем офицеров за личными вещами (а тем более – за записями) матросов и умелой идеологической обработкой нижних чинов русского флота.
«Книга» А. Ф. Бобрецова – документ, свидетельствующий об умении старообрядца адаптироваться к окружающей его во время службы никонианской среде. Ее нельзя рассматривать как обычный дневник частного человека: автор практически не приводит сведений о своей личной жизни и о жизни сослуживцев. По прочтении создается впечатление, что А. Бобрецов добровольно взял на себя обязанности своеобразного официального историографа, который фиксирует в своем журнале информацию не о себе и своих приключениях, а только о морских путешествиях русской императорской фамилии.
М. В. Мелихов
1 Дневник машиниста 2-й статьи крейсера «Варяг» Д.П. Александрова (1901–1905 гг.) URL: http://www.portal–slovo.ru/history/35625.php?ELEMENT (дата обращения: 01.12.2021).
2 Ящик Т.К. Рядом с императрицей. Воспоминания лейб-казака. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ин-та истории РАН «Нестор–История», 2004. С. 19–116.
3 Дневник солдата. А. С. Арутюнов, 1914–1915 гг. / Изд. подгот. А. Арутюнов. Ростов н/Д, 2013.
4 Подобнее об истории яхты «Полярная Звезда» см.: Уткин А. Яхта для императора // URL: https://www.guardcrew.com/sites/default/files/common_resourses/periodika/Yachting%20%E2%84%965%202007.pdf (дата обращения: 01.12.2021).
5 Дневники императора Николая II / Общ. ред. и предисл. К. Ф. Шацилло; сост., коммент., примеч. В. П. Козлова, Т. Ф. Павлова, З. И. Перегудова. М., 1991. С. 166.
6
Там же. С. 170.
7 Там же.
8 А. Бобрецов не мог не знать, что его предки-старообрядцы не приносили присяги царю: д. Степановская, в которой он родился и проживал по окончании службы, расположена в нескольких километрах от д. Скитской, где в 1743 г. в Великопоженском ските сгорело 78 (по другим сведениям – 88) насельников этого монастыря. Об этой гари сохранилась специальная «повесть», а помянник с именами сгоревших часто встречается в рукописных сборниках конца XVIII–XX вв. (См.: Малышев В. И. Усть-цилемские рукописные сборники XVI–XX вв. Сыктывкар, 1960. С. 191– 192).
9 О смерти князя Георгия и об Анне Дасоевой См.: URL: https://goaravetisyan.ru/knyaz-georgii-romanov-e-i-v-gosudar-naslednik-cesarevich-i/
(дата обращения: 03.11.2021).
10 Т.е. на плавучий якорь.
11Дневник машиниста 2-й статьи крейсера «Варяг» Д. П. Александрова. 1901–1905 гг. / материалы подготовил И. Н. Худобородов // URL: https://www.portal-slovo.ru/history/35625.php?ELEMENT_ID=35625&SHOWALL_1=1 (дата обращения: 01.12.2021).
12
Т.е. машинное масло.
13 URL: https://dal.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/468138#.D0.93.D0.B8.D0.B1.D0.B5.D0.BB.D1.8C. (дата обращения: 03.11.2021).
14 Аналогичной была и позиция старообрядцев Урала и Сибири. См.: Клюкина Ю. В. Гражданская власть, церковь и старообрядцы в начале XX в.: Три версии права свободы (по материалам Урало-Западносибирского региона) // Проблемы истории России. Екатеринбург, 2001. Вып. 4. С. 188–205; Коровушкина-Пярт И.В. Старообрядчество Урала в годы сталинской «революции сверху»: репрессии, протест и выживание // Там же. С. 206–216.