Война в фольклоре и устных рассказах
На войну спровожали отсюда – мы были на устьи Пижмы, на сплаве были в это время, дома нé были, в деревнях-то, там были. Ну, лес плавили там сверьху, выше Новожиловской, оттуда по всей реки до устья Пижмы, до Печоры этот лес сплавляли, и там плоти́ли в плитки. И объявили в сорок первом войну, мы там были. И все это бросили работу, все через Печору, все в Усть-Цильму. Нас даже не спускали на проводы-ти. Брат у меня пошёл. У кого-то отцы пошли, у кого-то братья пошли. Даже не дали ехать-то, дак никого не послушали, все в лодки – и за реку. Тогда ведь моторов-то не было, на вёслах ездили. Всё равно всё покинули, всю работу покинули, все уехали на проводы. Чё там было – перемененье белого свету было. Пока жива, никогда не забуду. Како горё было, людское горё было, само настоящее. С военкомата-то пошли все – строем их погнали. Дак никого своих-то не допускают до своих-то, в последний путь пошли мужики-ти да отцы-ти, да братья-ти пошли дак, эти – милиция идёт рядом с имá, дак чтобы никто уж зá руку не держатьсе не давали – у какó было! Эво пристань-то вся обгорожена была, дак загнали, как скота, на пристань-ту. Да кто-то через ограду, кто-то по реки там оббрели эти заборы-ти, кто-то под этот, под этот под забор залезали, кто помоложе могли. Тут сани были в Нарьян-Мар направлены – я до сих пор помню: много саней, сани на сани, там в Нарьян-Маре лесу-ту нету, дак с Усть-Цильмы возили пароходом туда сани. Мы с одной залезли на эти сани выше, чтобы всех видно было. И до сих пор помню и тот голос слышу, и его вижу, как он пошёл, брат-от у нас Иван, выкли[к]нули: «Иван Григорьевич Бобрецов». Пошёл по трапу. Зашёл – я всё глядела, глядела, каюты там всё, он тоже всё в окна смотрит, смотрит там, всё глядела до конца, покуда пароход отчаливать не стал. Сколько рёву-ту, сколько слёз-то у людей-то, людских-то было – Боооже мой! Пароход-от пошёл, дак гудки-ти давал да давал, да ревел, да ревел – по деревням-то там пошёл на Воркуту ведь туда, до железной дороги их везли дак. Бабы-ти шли да падали, шли да падали пó берегу-то сзади за пароход-то. Это что-то было! Это что-то было! Перемененье белого свету!
До того как весело было. Всех допризывников обучали со всего района, Пальни́к – место на устьи Пижмы-то, были мы там, жили дак, робили да: гармошки, балалайки, ребят много, всё обучали их тут-ко: смену работают, смену обучают их. А тут как эта весть-то пришла, объявили эту войну – люди как замерли все. Это чё-то было! Это чё-то никогда не забыдется, кто в то время были там…
Осподи! На мясо увезли, на мясорубку. Ребята-ти, у кого и ружьё, бат, кто-то не держали. Эта кака страсть была, како горё было! Всем. Как можно забыть-то? Никак не забыдёшь, никак, никак…
Всё мужики стары-ти, которы, которых не брали, да говорили: да это недолго, это недолго! Вот там раньше – где-то с татарами, где-то с финнами где-то схватки бывали, дак немного время, [в]рукопашную тогды были войны-ти, не было оружия, как нынче, готовят каку смерть всем. А тут немного, недолго дак недолго. «Недолго, скоро придут, недолго!» – Год! Два! Три! Четыре… потянулось. Боже мой! Восемнадцати лет остались, ребята пришли кто… никакие: кто-то без руки, кто-то без ноги, кто-то вобще не пришёл. Пошли девятнадцати лет, а пришли стариками! Поседели, больны, нервы все испорчены – э́какие. Это что это было, пережить-то было как? А вот уж чё ле живу, много же уж вспоминать-то не хочу, не хочу, не хочу даже…
Голод да тяжёлы работы да. Хлеба нету, маленько с полей снимем, дак надо в фонд обороны, туда надо. Лошади получше – надо в фонд обороны надо. Хлеб получше снимут – опять в фонд обороны надо. Мясо забьют – опять туда надо. Шерсть – туда. Осподи, помилуй! Люди перéжили сколько! Да никто на себя руки не налаживали, никто. Все чё-то ждали, все перенести хотели, все перенесли.
Бобрецова Агафья Сидоровна, 1923 г.р.,
д. Скитская, Усть-Цилемский район, Республика Коми.
Зап. Т.С. Каневой и А.В. Афанасьевым в 2018 г. (ФА СГУ, АФ 03416-60).
Расшифровка Т.С. Каневой.